Анархо-гуманизм Алексея Борового

венок Алексею Боровому
(1)

Последний раз о нем писала "Вятская правда" от 12 ноября 1930 года - негодующая статья "Букет чуждых в Смоллесстрое" упоминала "завпланотделом Борового - политссыльного, эсера". Эсером Алексей Алексеевич Боровой не был. Вятская и последовавшая сразу за ней владимирская ссылки оказались последними этапами жизни этого крупного теоретика русского анархизма, юриста и политэконома, профессора Московского университета, журналиста и публициста. Его попытки организовать и возродить в конце 20-х годов анархическую оппозицию "советско-бюрократическому шовинизму" завершились постановлением Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 12 июля 1929 года об административной высылке. Его книга "Достоевский" осталась в рукописи, его библиотека была куплена за бесценок одним из воронежских вузов.
Его имя исчезло и было почти забыто в годы лихолетья. Почти. Ибо в конце 1989 года из потустороннего мира спецхранов выплыл его богатейший личный архив - свыше тысячи единиц хранения - с толстыми папками рукописей книг и воспоминаний, с тетрадями дневников, наконец с перепиской, показывающей круг общения Борового: А.Белый, А.Блок, В.Брюсов, С.Венгеров, М.Гернет, Н.Кареев, С.Лурье, А.Суворин, Б.Пастернак, А.Чаянов, Г.Шпет... Включение богатейшего наследия А.Борового в сокровищницу отечественной общественной мысли сделает более содержательными подходы к решению таких проблем, как вновь "открытые" проблемы неизбежности кризиса социалистического строя, кризиса партийного устройства, проблемы синдикализма (или, по-нынешнему, независимого профсоюзного движения), как возможного пути дальнейшего развития общества. В работах Борового анархизм предстает как самостоятельное учение, оттесняющее на задний план топорные построения террористического толка, на критике которых идеологически выдержанные публицисты, вроде Емельяна Ярославского, зарабатывали гонорары и ученые степени. Алексей Боровой тем интереснее в эпоху, когда марксизм признается этапным, но устаревшим мировоззрением, что он до 1904 года был правоверным марксистом и знатоком "классиков^". Отход от марксизма - в ту же, кстати, эпоху, что и отход Н.Бердяева, С.Булгакова, П.Струве, С.Франка, столь читаемых и почитаемых ныне, - произошел у него под влиянием гуманистических учений Руссо, Гете, Достоевского, Бергсона, и - не в меньшей степени - после знакомства с практикой французских марксистов в Париже, которую в то время явно вытесняло движение синдикализма. Конечно, сам по себе отход от марксизма и в то время был невеликим подвигом, но для Борового с этого начался путь поиска живой истины, путь пропаганды новых идей, которые могут и должны быть включены в современный политический диалог.
"И вдруг... неожиданно, из каких-то неведомых глубин, во мне родилась разом огромная, оформленная, просветляющая, единая мысль. С необыкновенной отчетливостью, побеждающей убедительностью во мне проснулось чувство нового для меня мироощущения. Я дрожал, как струна..." - так описывает А.А.Боровой возникновение своего анархического мировоззрения, всплеск сознания, произошедший одним из октябрьских воскресных дней 1904 года в Париже, в Люксембургском саду. "Со скамьи Люксембургского сада, - продолжает Боровой, - я встал просветленным, страстным, непримиримым анархистом, каким остаюсь и по сию пору. Мысли родившиеся тогда, легли в основу напечатанной в 1906 году моей первой анархической работы: "Общественные идеалы современного человечества". "Работа эта, состоящая из трех разделов, рассматривает три, по мнению А.А.Борового, последовательные ступени развития общественного устройства - либерализм (его крупнейшим идеологом Боровой считал Б.Констана), социализм (тут Боровой отдал первенство К.Марксу) и анархизм. Смена этих ступеней обусловлена могучим противоречием между личностью и обществом. "Что святее, что выше, что драгоценнее: интересы личности или интересы общества, - вот вопросы, мрачным фатумом вставшие на всем протяжении человеческой истории".
Либерализм, продолжающий традиции Великой французской революции 1789 года, отдает предпочтение личности, индивидуальности. "Люди должны быть равны не потому, что одинаково служат деспотизму, - объясняет Боровой учение Констана, - а потому, что все они равно свободны... Есть такая сторона человеческой личности, человеческого бытия, которая по необходимости остается индивидуальной и независимой; перед ней бессилен и самый закон. Его вторжение в эту строго индивидуальную сферу было бы деспотизмом". "Границы власти должны быть указаны справедливостью и правами отдельных лиц". Однако, провозглашая неограниченную свободу собственности и промышленности, Б.Констан видел экономический идеал в свободной конкуренции и считал, что "природа вещей установит наилучшие законы" между неимущими полуголодными рабочими и собственниками. Политические права Констан предоставляет собственникам, в силу лучшего образования могущим выдвинуть хороших политических деятелей, а для "уравновешивания демократической подвижности" высказывается и за наследственную верховную палату.
Анализ типичной либеральной доктрины Боровой заканчивает словами: "Она не есть защита свободы, она - отрицание свободы! Провозглашая свободу одних, она мирится с рабством других! Как абсолютно безнравственный принцип, она сама в себе несет свое осуждение!"
На смену либеральной идее приходит идея социалистическая, главной целью своей ставящая, по мнению Борового, достижение полного равенства между людьми к основывающаяся при этом на идее равноценности человеческих личностей. Маркс, давший глубокий экономический анализ капитализма, доказал, что капиталистический строй сам в себе несет свою гибель, но оставил лишь смутные образы своего общественного идеала. Его последователи (Энгельс, Каутский, Бебель, Лафарг), критикуя капиталистическое государство, сохраняют, тем не менее, государство, как принцип, как принудительную организацию, указывающую личности определенный путь. Социалистическое государство, предупреждает Боровой, "не только останется, но и обратится в апофеоз всеобъемлющей, сознательной и разумной власти, т.е. самой тяжелой ее формы, которую только может себе вообразить человеческий ум". При множестве свобод, декларированных социализмом, "не будет только одной формы свободы, но самой драгоценной и самой необходимой - свободы самоопределения, сознания полной, абсолютной независимости от кого бы то ни было, от принудительных организаций". Гнет социалистического строя Боровой видит не в обязательности труда, а в психическом давлении "социалистического шовинизма", новой общеобязательной религии, при которой "разрушение социалистического строя станет самой тяжелой формой человеческого преступления". Социализм, предсказывал Боровой в 1906 г., "воспитает ревностных и фанатичных служителей", для которых "сохранение и охрана социализма станут новым догматом", а поэтому можно "наперед предсказать кризис и крушение социалистической идеи после осуществления социалистического строя". "Социализм есть только философия ножа и вилки," - делает вывод Боровой. "Он накормит голодающих и в этом будет заключаться его бессмертная заслуга перед человеком. Но, уничтожив страдания тела, он остановится в бессилии перед страданиями духа; их целить призван анархизм".
Анархизм для Алексея Борового это "философия пробудившегося человека", его центральной идеей является "конечное освобождение личности". Недостаток анархической теории начала XX века Боровой видит в ее привязанности к социалистической идее зависимости личности от общества, необходимым следствием которой будет политическая и экономическая зависимость индивида. Эта зависимость характерна не только для анархо-коммунистов (Кропоткин), но даже для анархо-индивидуалиста М.Штирнера, вынужденного признать, что прежнее общество будет заменено добровольным "союзом эгоистов". Еще одно слабое место анархических теорий, современных Боровому, - в неразработанности серьезной теоретической аргументации. "Конечно, пафос сердца, трепет страданья, которыми проникнуты многие вдохновенные страницы Кропоткина или Реклю, невольно заражают читателя; но в этих книгах, писанных кровью сердца, нет той неумолимой логики фактов, которая не только трогает, но и убеждает", - исходя из этого положения А.Боровой приступает к разработке научной анархической теории и предлагает для начала основные положения для решения такой задачи: "Каким образом можно осуществить абсолютную свободу индивида, не прекращая общественной жизни?" Абстрактно ответ можно дать сразу - для осуществления анархического идеала нужна такая форма сосуществования людей, которая, допуская возможность сношения между людьми, отвергла бы самую мысль о каком-либо внешнем распорядке или регулировании.
Сложности, однако, заключаются в ходе реального исторического процесса, когда, с одной стороны, человеческая личность становится все более и более самостоятельной и начало внешнего принуждения играет по отношению к ней все меньшую и меньшую роль, а, с другой стороны, развитие человеческой культуры (в том числе, экономической и политической деятельности человеческих сообществ) требует все более переплетенной системы взаимодействия. Боровой считает очевидным, что рост общественной власти приемлем и терпим только в хозяйственной, экономической области и именно исходя из этого предлагает найти "такую форму человеческого сосуществования, которая обходилась бы в своей хозяйственной деятельности безо всякой внешней организации, то есть не заключала бы в себе никакого принудительного элемента".
Экономическое обоснование неизбежности этой новой формы у Борового выгладит так: "Процесс дифференциации функций, разделение труда сменится другим колоссальным процессом, процессом обратного собирания функций. Человек будет в состоянии один собственными силами произвести целиком тот продукт, в котором он нуждается. Ему не нужны будут помощники, не нужны будут специалисты в отдельных отраслях хозяйства. Он станет самодовлеющей хозяйственной единицей." Технический прогресс станет залогом интеллектуализации трудящихся, выдвинет необходимость интегрального, то есть объединяющего научные и технические знания, образования, - в этом Боровой солидарен с П.Кропоткиным. Упомянутые процессы, начавшись при капитализме, будут проходить и при социалистическом строе, а поэтому анархисты должны признать неизбежность наступления социализма, как закономерного этапа в эволюции человеческого общества. Этот последний вывод отличает А.Борового от значительного большинства анархистов XX века и выделяет его анархическую теорию для серьезного политического диалога с политиками конца нынешнего столетия.
Дальнейшее развитие анархической теории А.Борового шло от анархо-индивидуализма к анархо-синдикализму. Сохраняя идею о преемственности либерализма - "философии привилегированных классов", социализма - "философии исстрадавшегося пролетариата" и анархизма - "философии пробудившегося человека", Боровой, помимо лекционной и пропагандистской работы, занялся разработкой философской, политической и экономической теории анархизма. Итогом его работы стала книга "Анархизм" (М., 1918), выражающая новое и весьма своеобразное мировоззрение, "Мое мировоззрение - анархо-гуманизм, - писал Боровой на страницах одной из рукописей, - проникнутое пафосом революционного романтизма, оно является новым, самостоятельным и для многих товарищей еще не приемлемым этапом анархической мысли". Объявляя анархизм апофеозом личного начала, А.Боровой отмежевался от абсолютного индивидуализма, утверждая, что "анархизм есть также культ человека..., но анархизм не делает из эмпирического "я" центра вселенной. И если абсолютный индивидуализм стремится утвердить только свободу данного конкретного "я", анархизму дорога свобода всех "я", дорога свобода человека вообще". Именно поэтому Боровой теперь не отрицает общества и общественности как "связности подлинных реальностей - своеобразных и неповторимых", как средства осуществления личностью ее творческих целей." Борьба личности за свое освобождение неизбежно обусловлена противоречием между личностью и обществом, причем полная гармония между ними невозможна и наиболее точным определением анархической деятельности становится для Борового тезис: "Движение - все, конечная цель - ничто".
Философское обоснование анархо-гуманизма А.А.Боровой видит в преодолении рационализма XIX века с его средним, абстрактным человеком-фикцией "без плоти и крови^". Новая философия анархизма - это "философия революционного синдикализма", основывающаяся на интуитивной философии и "философии жизни" Анри Бергсона и претворяющаяся на практике в собственно синдикализме. "Будущее в глазах синдикализма - пишет Боровой - продукт творчества, сложного, не поддающегося учету процесса, модифицируемого разнообразными привходящими факторами... Знать это будущее, как знают его правоверные устроители партийных манифестов, невозможно... Но можно желать изменить настоящее и строить будущее, согласно воле производителя, той воле, которая отливается непосредственно в реальных жизненных формах его объединения...".
Выступая против рационализма, как философии, синдикализм преодолевает и наивысшие достижения философов-рационалистов, базирующиеся на слепой вере в непогрешимость теоретического разума, то есть выступает против парламентаризма в политике и "экономического или исторического материализма" в теории. Критика парламентаризма основывается у Борового на опыте "демократий" XIX и начала XX веков. "Народовластие есть фикция... В реальной государственной жизни действует не народ, как таковой, но определенный верховный орган, более или менее удачно представляющий хаос индивидуальных воль, слагающих народ. Государство в лице верховного законодательного органа вытесняет "правящий народ", суверенитетом обладает не он, но "орган", отражающий волю сильнейших..". Единогласие, очевидно, невозможно и при народовластии, а принцип большинства опровергается и многочисленностью и самоочевидностью исторических случаев, когда большинство не было право. Боровой цитирует и Л.Толстого: "Когда среди 100 человек один властвует над 99 - это несправедливо, это деспотизм; когда 10 властвуют над 90 - это тоже несправедливо, это олигархия; когда 51 властвует над 49... - иронизирует Лев Николаевич - тогда это совершенно справедливо - это свобода!"
Теория "экономического материализма", т.е. марксизм, с его схемой "базис - надстройка", по мнению Борового, потеряла свой категорический характер и оказалась "недоказуемым, но субъективно достоверным мифом", поскольку между первопричиной всего - экономикой и "отражением" ее не может быть никакого сходства, "ибо среда кладет свою печать на самое образование отражения". Боровой отмечает признание Энгельсом, а затем и Плехановым-Бельтовым возможности существования экономического фактора, только как следствия или в ряду взаимодействующих явлений. Недостоверна и сама "научность" марксизма. Наука может доказать все, что угодно, кроме самой себя, то есть своего основания. Доказуемо лишь предпоследнее, последнее же - нет. "Последнее" всегда есть предмет веры и утверждается волей. "Марксизм силен пламенной односторонностью своего верования... в то, что стихийные силы "бытия" вне человеческой воли и вопреки ей приведут человечество к счастливому концу". Но марксизм преходящ, как учение, ибо характерен даже по собственным теориям только "для определенных ступеней человеческого и общественного развития". Вывод, который А.А.Боровой делает из анализа подобных "научных теорий" гласит: "Синдикализм - движение, которое стимулы, определяющие его дальнейшее развитие, диктующие ему направление, ищет и находит в самом себе. Не теория подчиняет движение, но в движении родятся и гибнут теории".
Динамичность миросозерцания анархо-гуманизма вытекает из веры в непрерывность мирового развития, в неостанавливающийся рост человеческой природы и ее возможностей. Поэтому анархический идеал А.Борового не знает конечных форм, не может дать точное описание и определение типа общественности, который являлся бы точным его выражением. Анархизм - это неограниченное движение к общественным формам, не знающим насилия, в которых нет иных препон к последовательным, расширяющимся творческим исканиям, кроме как в ясном сознании ненарушимости прав другого на творческое самоутверждение.

(1) Статья была первые опубликована в анархо-синдикалистском журнале “Община”, №49, 1991.