Петр Рауш

Идеи Кропоткина
в восприятии анархистов современной России

На предыдущей конференции, которая проходила десять лет назад, уже был доклад – Анны Петровны Лебедевой – по своему названию практически перекрывающий тему моего выступления: “Идеи П.А.Кропоткина и современное анархическое движение”.

Однако Анна Петровна практически полностью сконцентрировалась на анализе того, каким образом идеи Петра Алексеевича находят своё продолжение в Европе, и даже ещё более узко – доклад прежде всего был посвящён анархо-коммунистической концепции МАТ/AIT. В отношении других организаций были допущены некоторые неточности (так, например, Интернационал Федераций Анархистов был охарактеризован как исключительно анархо-коммунистическая организация – что не соответствует действительности), но более важным представляется то, что в докладе вообще не рассматривалось современное анархо-движение Восточной Европы и Сибири – территории бывшего СССР, и России в частности.

 

Вопрос о существовании анархического движения в современной России и его периодизации

На самом деле и у некоторых исследователей – и даже у некоторых современных анархистов – сложилось убеждение, что в действительности “современного анархического движения” в России вообще не существует, а попытки понимать в этом качестве явно недостаточно скоординированную активность отдельных анархо-групп могут восприниматься лишь как слабоообоснованные претензии. В этом смысле показательно название большой статьи активиста анархо-экологической организации “Хранители Радуги” Сергея Фомичёва, вышедшей несколько лет назад: “Прелюдия к анархизму”. Хотя сам Сергей постоянно употребляет именно термин “движение” для обобщающей характеристики деятельности современных анархистов, основная его мысль (нашедшая выражение в названии статьи) сводилась к тому, что появление “настоящего” анархического движения в России – дело будущего, а всплеск активности анархистов в 1989-92 годах следует понимать как некий не вполне удавшийся и уже завершенный эксперимент. Однако согласится с такой оценкой всё же не представляется возможным.

Период формирования движения относится к 1986-87 годам, хотя отдельные активисты пытались действовать и ранее. Однако лишь в конце восьмидесятых активность анархистов вышла за рамки локальных проектов, и вновь создаваемые группы начали реальное установление контактов между собой. Первоначально этот процесс происходил в рамках Конфедерации Анархо-Синдикалистов: организации, программные установки которой были ориентированы на модель “рыночного социализма” и опыт шведского синдикалистского объединения SAC, а от анархо-коммунистической концепции Кропоткина подчёркнуто отличались. Объединяющий потенциал КАС был обусловлен тем, что от присоединяющихся к ней анархистов требовалось согласие с документами Конфедерации не полностью, а “в основном” – вопрос же о том, что считать “основным”, каждый присоединяющейся решал для себя сам. В результате на этапе формирования движения для многих указание на анархический характер организации, содержавшееся в её названии, оказалось важнее, чем всё остальное. Но практически с первого съезда КАС было ясно, что объединение всех анархистов в КАС создает проблемы, которые рано или поздно придётся решать.

В дальнейшем прослеживается чёткая зависимость состояния анархического движения от революционного процесса, происходившего в стране в целом. Это касается ряда показателей.

Во-первых, количество участников отдельных анархических групп. В 1990 году в Питере в эти группы в целом входило около 80 человек, в Москве – более 200, в ряде других городов (Саратове, Казани, Иркутске) – по 20-30 участников.

Во-вторых, количество городов, в которых было представлено движение, на период максимума – а именно в 1991 году – составляло несколько десятков.

В-третьих, начало национал-либеральной революции 1990-93 годов в общем совпадает с началом традиции проведения межтерриториальных анархических съездов и конференций, а также акций, в которых одновременно принимают участие анархисты многих городов России – и которые в ряде случаев имели массовый характер, включая в себя тысячи участников.

Наконец, в это время появляется – и выходит достаточно большими тиражами – множество анархических изданий. В 1990 году “нормой” считался трехтысячный газетный тираж, а некоторые издания тиражировались десятками тысяч экземпляров. Пик издательской активности анархистов также приходится на 1991 год – год распада СССР, ликвидации государственного строя в его прежней форме и образования новой, сохраняющейся до сих пор, политической системы.

Подъем сопровождается “кризисом роста”: анархическое движение раскалывается. От более организованной и умеренной КАС отделяется радикальное меньшинство, объединяющееся в Ассоциацию Движений Анархистов, строящейся по принципу самоприёма и отказавшийся от принятия решений большинством голосов. В этот же период создаётся большое количество локальных и межтерриториальных анархических объединений, как левых (Инициатива Революционных Анархистов), так и правоанархических (Анархо-Демократический Союз). Показательно, что в период подъёма движения основное разделение между КАС и АДА проходит именно по параметрам внешней “умеренности” (программа) и внутренней “организованности” (устав), а не по показателю “правые – левые”. Часть умеренных "правых" анархистов, выступающих против социализма, остаётся в составе КАС, в то время как АДА, с момента образования взявшая установку на объединение всех анархистов, на первом этапе практически включила в себя в основном наиболее “крайних” и экстремистски настроенных участников движения (как "левых", так и "правых").

В августе 1991 года революция достигла своей высшей точки, в этот же момент происходит и перелом в характере политических изменений. В анархическом движении начинается новый кризис – который, в отличие от предыдущих лет, уже не был кризисом роста. Оформление основных составляющих перестроившейся государственной системы в целом завершилось девять лет назад принятием действующей конституции РФ. Это тут же отражается на движении – численность групп сокращается, часть их распадается, многие издания перестают выходить. Начинается период депрессии. В это время идёт поиск методов, способных обеспечить защиту от распространяющегося распада. Движение освобождается от людей, примкнувших к нему “случайно”, на волне подъёма. В Ассоциации Движений Анархистов систему самоприёма заменяет кооптация. Другие группы пытаются идти по пути ужесточения программных установок – в России происходит организационное оформление анархо-коммунистов на платформе CNT/МАТ. В то же время как политизированные анархические организации, пытаясь сохраниться, переходят от конфронтации между собой к попыткам взаимной поддержки, анархо-экологическая часть движения окончательно осваивает практику использования новых ресурсов – и усиливается её относительное обособление.

За последние годы в движении также многое изменилось: так, например, по мере эволюции власти “вправо” в анархо-движении четко отслеживается идеологическое “левое” смещение. Появляется и разворачивается новый проект – “Автономное действие”, вызывающий ряд дискуссий. При этом часть оппонентов АД, отказывающихся в данный момент от какой-либо формализации, относится к числу "ветеранов КАС", стоявших у истоков движения. Организованные группы КАС сохраняются лишь в Сибири, где ситуация в движении существенно отличается от Европейской России.

Сегодняшний период “пяти объединений” – “Хранители”, АДА, сторонники МАТ (Межпрофессиональное объединение трудящихся – МПСТ), АД и “федерация неформализованных”– берет своё начало в 1999 году. Его начало в общем совпадает с окончанием правления первого президента РФ, спадом массовых протестных выступлений, возобновлением Кавказской войны и началом затронувших анархистов политических репрессий.

Таким образом, условно можно выделить в современном анархическом движении России пять периодов. Каждый из них сопровождался попытками адаптации движения к происходящим в стране процессам и имел своим результатом выработку наиболее адекватных реальности организационных форм, в дальнейшем сохраняющихся в качестве “боковых ответвлений”:

1. Конец 80-х – весна 1990 – формирование. В стране складывается революционная ситуация. В роли организации, объединяющей всех анархистов СССР, с начала 1989 года выступает Конфедерация Анархо-Синдикалистов (КАС).

2. Весна 1990 – август 1991 – “кризис роста”. Начало революции и её развитие по “восходящей”. Раскол движения: формируется параллельная КАС организация, действующая на принципах самоприёма и принятия общих решений консенсусом, а не большинством голосов – Ассоциация Движений Анархистов (АДА).

3. Август 1991 – конец 1993 – смена тенденций. Продолжение революции 1990-93 годов по нисходящей. Выход лидеров КАС из движения, распад большинства групп КАС на территории Восточной Европы. Выделение анархо-экологического движения в качестве самостоятельного (“Хранители Радуги”).

4. Конец 1993 – 1999 – депрессия. Революция закончена. Нераспавшиеся анархо-группы решают вопросы самосохранения путем “мирного сосуществования” и взаимопомощи внутри движения, ужесточают свою организационную структуру (реорганизация АДА) либо программные установки (оформление секции МАТ – МПСТ).

5. С 1999 по настоящее время – “встречное движение” в условиях наступления государственной реакции. Сдвиг движения “влево”, появление новой организации – “Автономного Действия” (АД).

Понятно, что предлагаемая периодизация очерчена здесь лишь в самом общем виде и не претендуют на подробное отражение локальной специфики. Однако нужно ещё раз подчеркнуть, что, на наш взгляд, речь идет лишь о разных периодах одного и того же движения – которое не только “существовало”, но и продолжает существовать (ряд участников движения остаются в нем на протяжении более чем десяти лет; формируются устойчивые традиции групп; аккумулируется опыт проведения акций, организационной работы, издательской деятельности и пр.; сохраняется ряд основных ценностных установок и общая антигосударственная ориентация). Теперь посмотрим, каким же образом это движение воспринимает идеи Кропоткина и как относится к нему самому.

 

Проблема отношения анархического движения России к Кропоткину и его идеям

На конференции, посвященной 150-тилетию Петра Алексеевича, среди докладов лишь пять были сделаны анархистами России. Четыре из этих пяти докладов имели ярко выраженный “антикропоткинский” характер. Пётр Рябов уделил основное внимание отсутствию в концепции Кропоткина личностной проблематики, вместе с тем подчёркивая недиалектичность кропоткинского позитивизма: "Кропоткин… сделал большой шаг назад по сравнению с М.А.Бакуниным… Он кладет в основу исследования свой "естественно-научный индуктивно-дедуктивный метод", совершенно не понимая и не признавая диалектики Гегеля… Чувство равноправия и справедливости у людей Кропоткин выводит непосредственно из физиологии человеческого мозга, а именно из его двухполушарности. Как тут не вспомнить Фогта, Бюхнера и Молешотта". Приведённая цитата из доклада Петра Владимировича в дальнейшем попала в информбюллетень "Новый Нестор", издававшийся в Москве Дмитрием Костенко, и факт размещения Петра Алексеевича в одном ряду с Бюхнером и Молешоттом, таким образом, приобрёл скандальную известность. Михаил Цовма в своём докладе противопоставил взглядам Кропоткина анархо-индивидуализм Алексея Борового. Дмитрий Костенко – который сейчас от движения давно отошел, но тогда являлся одним из его заметных участников – вообще взял для своего доклада тему, о болезненности которой говорит само её название: "Оборончество Кропоткина в годы первой мировой войны и полемика в анархистстской среде". При рассмотрении темы Костенко акцентировал своё внимание на ошибочности целого комплекса кропоткинских взглядов, выражая недоумение по поводу мягкости оценки анархистами того времени ошибочных позиций Петра Алексеевича (предлагая рассматривать как пример "мягкой" оценки текст харьковской газеты “Хлеб и Воля”, опубликовавшей после Государственного совещания некролог о "политической смерти" Кропоткина). Наконец, наш товарищ по Ассоциации Движений Анархистов, Лора Акай, анархистка из Америки, несколько лет прожившая в Москве и активно участвовавшая в анархическом движении России, развернула на конференции фронтальную и достаточно резкую критику взглядов Кропоткина по трём направлениям: противоречивости оценки Кропоткиным традиционного общества, антиэкологичности индустриально-урбанистической тенденциозности Кропоткина и патриархально-мачистским особенностям взгляда Петра Алексеевича на гендерные проблемы.

Все выступавшие на конференции анархисты представляли Москву – и все, в той или иной степени, имели отношение к Московской Организации КАС. О принципиально-отрицательном подходе КАС к анархо-коммунизму Кропоткина уже говорилось. Это отношение выразил в наиболее один из основателей КАС, московский историк, исследователь махновского движения Александр Шубин. Шубин как идеолог "рыночного социализма" настаивал на том, что между бакунинской и кропоткинской концепциями будущего анархического общественного устройства существует принципиальное различие – и в значительной мере именно им была введено в широкое употребление противопоставление Бакунина Кропоткину. Претензии Шубина к кропоткинской концепции, однако, касались не тех проблем, о которых говорили москвичи на предшествующей конференции, а вопроса о собственности, и, шире – вопроса о том, возможна ли вообще реализация анархо-коммунистической модели, предлагавшейся Петром Алексеевичем (подробно описанной, в частности, в "Хлебе и Воле"). Шубинская аргументация против коммунизма такова: "Кропоткин категорически отрицает централизованное управление "общенародным" хозяйством. Распорядителями анонимного общества должны быть автономные союзы людей, объединившихся совершенно свободно ради выполнения какого-либо дела. Согласование вопросов в таких союзах предусматривается на основе консенсуса, причем органы согласования не вольны принимать самостоятельного решения - они лишь ведут предварительные переговоры. Абсолютная уравнительность в экономике и отрицание самостоятельных хозяйственных субъектов, которые взаимодействуют друг с другом через рынок, заставляет предположить, что координационные органы должны в модели П.Кропоткина согласовывать все макроэкономические вопросы в масштабах всего коммунистического сообщества. Но что будет, если многочисленные стороны не придут к консенсусу? Бесконечная затяжка переговоров? В условиях постоянно меняющихся экономических реалий это означает раскол "единого экономического пространства" на самостоятельные части, которые должны как-то взаимодействовать друг с другом. Собственность перестает быть общей".

Противоречия кропоткинской системы рассматриваются Шубиным как аргумент против неё в целом. Несколько преувеличив ригоризм Петра Алексеевича в стремлении к обобществлению имуществ, Шубин проводит обратную операцию в отношении Бакунина, тенденциозно излагая концепцию последнего с расстановкой антирыночных акцентов. Если сравнить взгляды Бакунина, изложенные в книге Натальи Михайловны Пирумовой "Социальная доктрина Бакунина", со взглядами того же Михаила Александровича в их изложении Шубиным, очевидно будет разительное отличие. Бакунин Пирумовой – отрицающий собственность анархо-коммунист, практически не отличающийся по взглядам от Кропоткина у Шубина. Бакунин Шубина – сторонник синдикально-групповой частной собственности, антикоммунист-"рыночник". Это противоречие порождено тенденциозностью подхода авторов, решавших различные задачи. Наталья Михайловна, реабилитируя идеи Бакунина в условиях СССР, должна была, для того чтобы такая реабилитация состоялась, показать, что взгляды Бакунина относительно советской системы неантагонистичны. Шубин, базируясь на итогах реабилитации уже состоявшейся, не менее тенденциозно подбирает цитаты, чтобы доказать, что во взглядах Михаила Александровича присутствовал и другой пласт. После этого бакунинский авторитет направляется на разрушение системы, лояльность относительно которой только что была доказана. Все эти операции наглядно демонстрируют, насколько историческая наука является областью искусства идеологической борьбы.

Побочным эффектом в данном случае стало закрепление мифа о Кропоткине как об отце анархического коммунизма. Всё познается в сравнении: для того, чтобы оттенить и подчеркнуть антикоммунистические черты Бакунина, концепции Шубина Кропоткин был необходим прежде всего как коммунист. На наш взгляд, Пётр Алексеевич действительно дал все основания для такого понимания. Однако путём тенденциозной подборки цитат и его взгляды можно было бы представить как вполне рыночные. Например, в записке “Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?” Пётр Алексеевич предполагает существование в этом идеале следующих черт: "Ведется точное счетоводство (…) Один час общинного труда. Эта цифра служит мерилом при обмене между собой членов общины (…) Несколько земледельческих общин, две или несколько артелей различных ремесел вступают между собой в союз для обмена продуктов" (обмен предполагает право собственности на обмениваемые продукты), "денежные капиталы отдельных лиц, учреждений … поступают в общую казну, куда должны быть сданы по описи. Через сколько-то времени они будут поделены между губерниями и волостями" (для того, чтобы делить денежные капиталы между волостями, необходимо признание не только частной собственности, но и денежного обращения) и т.п.

Конечно, отчасти Шубин прав – Кропоткин берёт левее чаще Бакунина. Но разница между их взглядами всё же не столь велика – и позволяла, например, Махно определять себя как анархиста "бакунинско-кропоткинского толка" без каких-либо намёков на ощущаемое внутреннее противоречие. В целом же в решении вопроса о собственности стоит говорить не столько о противоречиях между взглядами Бакунина и Кропоткина, сколько о внутренних противоречиях социалистических и коммунистических концепций как таковых. Такого же рода проблемы возникают, например, и при анализе взглядов Фурье: Кропоткин рассматривает Фурье как коммуниста, а Прудон того же Фурье характеризует как сторонника частной собственности. Сам Прудон, вполне по-коммунистически ставивший вопрос о невозможности признания права собственности как такового, в оценке Маркса оказывается сторонником частнособственнических отношений.

Пока, коснувшись отношения современных анархистов к Кропоткину, мы приводили лишь московские примеры. Как обстояло дело в других городах?

В Питере идеи Кропоткина относительно коммунизма и революции периодически подвергались критике со стороны членов Анархо-Демократического Союза. С другой стороны, Анархо-Коммунистический Революционный Союз, действовавший в городе в 1989-90 годах, был, по всей видимости, гораздо ближе к Кропоткину по своей позиции. Однако совпадающей полностью эту позицию всё же считать нельзя – пропаганда Ленинградского АКРС (в дальнейшем ставшего основой для первой в городе троцкистской группы) в значительной степени имела демонстративно-левацкий стиль, не свойственный Петру Алексеевичу (даже в “Речах бунтовщика”).

В 1991 году по решению 2-го съезда АДА проводился внутренний социологический опрос среди анархистов, часть результатов которого в дальнейшем была опубликована анархической газетой "Новый Свет". Анкетой было охвачено более трети реальных участников движения (111 человек) и основная часть его активистов в регионах. Выборку можно считать достаточно представительной. Поскольку на момент опроса существовал конфликт между КАС и АДА, большинство ответивших на анкету не относилась к числу членов Конфедерации. Из опрошенных от Москвы и области было лишь 15 человек. Из городов России были представлены Ангарск, Гусиноозерск, Иркутск, Камские Поляны, Казань, Кенигсберг, Мурманск, Новгород, Нижний Новгород, Питер (31 человек), Псков, Саратов, Тверь, Томск, Тула, Тюмень, Хабаровск и Энгельс. Практически не охвачен анкетой оказался Юг России – анархическое движение там (гораздо более левое, чем в столицах, на Севере, в Сибири или Поволжье) тогда лишь начиналось.

Средний возраст анархистов составил 22,5 года; образование: неоконченное среднее – 13 человек, среднее – 27 человек, среднее специальное – 20 человек, неоконченное высшее – 28 человек, высшее – 21человек.

В анкете, в числе прочего, предлагалось дать оценку (по пятибалльной шкале) концепциям ряда идеологов анархизма: Бакунина, Кропоткина, Толстого, Штирнера, Прудона и Таккера. Параллельно выяснялся вопрос об известности этих авторов современным анархистам. В итоге по известности лидировал Лев Толстой (91%), за ним следовали Бакунин и Кропоткин (по 90%), Штирнер (58%) и Прудон (56%). Замыкал список Таккер (41%). Однако оценки, данные анархистами “классикам”, оказались крайне невысокими. Наибольшими симпатиями среди анархистов России 11 лет назад пользовались Бакунин и Прудон, набравшие в среднем лишь по 3,6 балла. Кропоткин получил ещё более низкую оценку 3,5. Видимо, эти результаты следует воспринимать как проявление антиавторитаризма.

Среди работ, наиболее соответствующих взглядам анархистов, первое место в 1991 году принадлежало бакунинской “Государственности и анархии”, а вторую позицию заняла книга Толстого “Царство божие внутри нас” (несмотря на то, что в целом комплекс идей “непротивления злу насилием” и пацифизм для большинства участников движения не были характерны, а сам Лев Николаевич получил среди “классиков” в среднем минимальный балл: 3,2). Работы Кропоткина в список наиболее популярных среди анархистов книг не попали.

На вопрос об отношении к частной собственности ответили положительно 48 человек, отрицательно – только 21. 36 человек не дали определённого ответа. На вопрос об отношении к лозунгу Кропоткина "Все принадлежит всем!" ответили положительно – 33, отрицательно – 41. Затруднились ответить – 36. Таким образом, анархо-коммунистическая концепция в 1991 году была представлена определённым числом сторонников – но большинства в движении на период его максимального подъёма не составляла. В целом в 1991 году анархическое движение России по отношению к вопросу о собственности неверно было бы характеризовать ни как социалистическое, ни даже как левое. Хотя в то же время на вопрос о том, может ли быть необработанный или пустующий земельный участок объектом купли-продажи, положительных ответов было лишь 37 против 54 отрицательных, при 20 затруднившихся.

На основании приведенных фактов можно констатировать, что на момент революции 1990-93 годов отношение анархистов России к Кропоткину и его идеям было скорее критическим, чем положительным. Очевидно, это объяснялось прежде всего тем, что коммунистические лозунги воспринимались анархистами как пропагандистские установки старого режима. Сыграли свою роль также либеральная агитация и отсутствие отрицательного опыта жизни в условиях "реального капитализма".

Ни одной попытки провести сопоставимый по числу участвующих в нём анархистов опрос в дальнейшем не предпринималось. Однако совершенно очевидно, что результаты аналогичного анкетирования в современной ситуации были бы существенно иными – и оказались бы гораздо ближе к позиции анархистов Европы, в большинстве ориентирующихся на анархо-коммунистические концепции. Из называвшихся выше межтерриториальных анархических федераций ближе всего к кропоткинской концепции установки МАТ/МПСТ и "Автономного действия". "Хранителей радуги", вырабатывавших идеологию на основе взглядов Мюррея Букчина, отделяет от Петра Алексеевича принципиальная ориентация на антииндустриализм (по поводу которого позиция Кропоткина была неоднозначна). В Ассоциации Движений Анархистов отношение к идеям анархо-коммунизма характеризует максимальный разброс: в Ассоциацию входят как анархо-коммунисты, так и анархисты, относящиеся коммунистическим идеям резко-отрицательно.

Положительное отношение: примеры и основания

Периодическая печать анархического движения России публикует тексты Петра Алексеевича не очень часто, уделяя гораздо больше внимания текстам менее известных авторов. Видимо, тут имеет значение и то, что работы Кропоткина всё же выпускаются официальными издательствами, и дублировать такие публикации малотиражными дополнительными перепечатками имеет мало смысла. Однако время от времени фрагменты кропоткинских книг и статей в анархическом самиздате всё же появляются. За вычетом редких исключений – в положительном контексте. Кропоткинские материалы при этом печатали не только левые, но и правоанархические газеты и журналы: в частности, журнал Анархо-Демократического Союза "Чёрная линия". В июле 1996 года на международном конгрессе эсперантистов в Питере, в котором приняло участие около 250 человек из 25 стран, работала анархическая секция – и распространялась книга Петра Алексеевича “Взаимопомощь как фактор эволюции”, переведённая на эсперанто.

Достаточно распространено использование анархических лозунгов в кропоткинских формулировках (чаще – из "Речей бунтовщика") на плакатах и транспарантах во время анархических акций. Кропоткинская тема на анархических сайтах сети Internet представлена, правда, недостаточно широко: гораздо больше информации, касающейся Кропоткина, размещено на историческом сайте Павла Ивановича Талерова, за что хотелось бы его поблагодарить.

Вообще же обращения к имени Кропоткина иногда имеют несколько нестандартный характер. Например, до декабря 1992 года отношение к Кропоткину "правых" анархистов в Питере, как уже отмечалось, сводилось обычно к критике по двум направлениям: коммунизм и революция. К 150-летию Петра Алексеевичу, одновременно с проводившейся в Москве кропоткинской конференцией, питерские анархисты организовали небольшое собрание, посвященное той же дате – и для меня, например, явилось полной неожиданностью, когда член Анархо-Демократического Союза Павел Гескин, вместо того чтобы традиционного упрекать Кропоткина в ориентации на коммунизм и революционности методов, в своём докладе, наоборот, заявил солидарности с Петром Алексеевичем как с… либералом и реформистом, пытаясь доказать, что непредвиденные Кропоткиным негативные последствия 1917 года привели Петра Алексеевича к полному пересмотру взглядов на революцию и едва ли ни к признанию им ошибочности установки на революцию как путь к анархии. Этот доклад вызвал полемику между "правыми" питерскими анархистами, которые, в значительной мере совпадая в своём отношении к вопросу о частной собственности, имели в то же время резко обозначенные расхождения по вопросам о формах и методах анархического движения и об отношении к революции. "Эволюционным" анархо-демократом были близка свойственная как правило XIX-му веку ориентация Кропоткина на прогресс и хилиастическое стремление к утопии идеального общества. Однако Петр Алексеевич не противопоставлял революцию эволюции, понимая их как единый процесс, аналогичный течению реки, в котором возможны как резкие, сопровождающиеся ускорением, перепады – так и периоды плавного поступательного движения вперед. Для Кропоткина революция и эволюция в общем понимались как позитивные процессы, противоположные реакции. Но отношение Кропоткина к прогрессу было очевидно неоднозначным – и с определенной околобольшевистской точки зрения реакционными стоило бы считать даже его собственные взгляды. В отличие от Петра Алексеевича, я допускаю употребление термина реакция в положительном контексте – как ответ на недопустимые издержки процессов, считавшихся столетие назад прогрессивными.

Если же говорить о моем лично отношении к творчеству Кропоткина, то мне наиболее близкими из его работ представляются "Современная наука и анархия" и "Речи бунтовщика". Касательно второй из названных книг, видимо, не требуется особых пояснений. Что же касается "Современной науки", то в ней на меня в момент прочтения произвело одно обстоятельство, совершенно очевидное – но тем не менее практически никем упорно не замечаемое: анархические отношения между людьми, отношения, свободные от власти и подчинения, не являются делом будущего. Уже сейчас взаимная поддержка, солидарность, добровольные контакты между людьми в значительно большей мере являются правилом, чем исключением. Таким образом, хотя анархисты и ориентированы на революционное уничтожение государственной системы, анархическое общество для нас не может восприниматься как идеал общественного строя, достижение которого является лишь перспективой развития. В "Современной науке и анархии" Петр Алексеевич рядом достаточно наглядных примеров подтверждает, что анархия уже существует – здесь и сейчас! – если мы, в тех случаях, когда наши цели совпадают, строим без всякого принуждения равноправные отношения между собой. Согласно Кропоткину, способность к анархическому взаимодействию отнюдь не является результатом прогресса и никак с ним не связана. Более того: именно эта способность является основным условием жизни, без которой наше существование было бы невозможно. В то же время власть и подавление имеют характер эпизодический, они не являются необходимостью. И если люди способны без каких-либо специальных дополнительных условий жить по-анархически, часто даже не отдавая себе в этом отчета, то сообщество, ставящее своей целью полную ликвидацию власти человека над человеком, вполне способно такую цель реализовать на практике. Для меня это простое обстоятельство значительно ближе, чем политэкономия Прудона и бакунинская диалектика.