Сайт Ярославской Группы Ассоциации Движений Анархистов
 
[ Новости ] [ Организация ] [ Пресса ] [ Библиотека ] [ Ссылки ] [ Контакты ] [ Гостевая ] [ Форум ]
 
 Теория

Уильям Годвин

О Собственности

Глава VIII. Способ установления истинной системы собственности

Представления, которые имеются по этому вопросу. — Ожидание резни. — Выводы, которые должны быть сделаны относительно реальности этих представлений. — Зло как вполне устранимый спутник прогресса. — Обязанности, возникающие в этих условиях 1) у тех, кто обладает качествами, нужными для общественных наставников, — их нрав, искренность, гибельное влияние в этих случаях притворства; 2) у богатых и знатных, — можно думать, что многие из них станут сторонниками равенства, — поведение, которое предписывается им как целому; 3) у друзей равенства вообще. — Всемогущество истины.— Необходимость в мягком и благожелательном способе действия. — Связь между свободой и равенством.— Причины, создающие равенство, будут постоянно усиливать свое влияние. — Признаки их роста. — Мысли об успехе равенства в будущем. — Заключение.

После того как мы подробно и без умол­чания обсудили все части нарисованной нами замечательной картины, нам остается рассмот­реть лишь один вопрос. Каким образом будет осуществлено это важное усовершенствование человеческого общества? Не желательно ли для этого сделать предварительно какие-нибудь определенные шаги? Может быть, неиз­бежны какие-нибудь предварительные меры? Не будет ли период, предшествующий равенству, по необходимости омрачен распростра­нением некоторого зла?

Ни одна идея не вызывала большего от­вращения в умах множества людей, чем то, что они называют уравнительными началами, рас­пространение которых должно будто бы по­влечь за собой много бедствий. Они думают, «что эти начала неизбежно будут производить брожение в умах простого народа и что попыт­ка осуществить их будет сопровождаться раз­нообразными бедствиями». Они представляют себе, как «непросвещенная и нецивилизован­ная часть человечества, освобожденная от вся­кого принуждения, предастся всевозможным крайностям. Знание и понимание, достижения ума, открытия, сделанные мудрецами, красо­ты поэзии и искусства будут растоптаны но­гами и уничтожены варварами. Это будет новое нашествие готов и вандалов, но с тем печальным осложнением, что змея, укус кото­рой смертелен, откормлена на нашей груди». Они представляют себе, что дело «начнется с убийств». Они думают, «что все люди вид­ные, занимающие первенствующее положение и знатные будут в числе первых жертв. Все, кто отличается особой изысканностью манер или решительностью слога и мысли, неизбежно станут предметом зависти и подозрений. Тот, кто бесстрашно будет помогать пресле­дуемым или провозглашать народу те истины которые он менее всего склонен слушать, но которые ему как раз более всего следует выслушивать, будет предназначен для убиения».

Но мы не должны пугаться изображенной здесь картины, притом не из пристрастия к системе равенства, нарисованной в нашей кни­ге. Легко можно себе представить, что рево­люция будет сопровождаться резней, и, веро­ятно, это самое отвратительное, что можно себе вообразить, даже учитывая ее непродол­жительность. Боязливые, безнадежные упова­ния тех, кто потерпел поражение, и кровожад­ная ярость их победителей представляют та­кое сочетание зла, которое превосходит все то, что говорится об ужасах ада. Хладнокров­ные избиения, совершаемые под именем пра­восудия, все же не так страшны даже при самом своем ужасном проявлении, как эти убийства. Исполнители закона и его орудия в силу привычки примирили свое сознание с тем страшным делом, которому они служат, они принимают свою долю участия в самых возмутительных безобразиях, нисколько не отдаваясь страстям, с ними связанным. Но участники резни действуют под влиянием ярости. Их глаза сверкают огнем бешенства и злобы. Они преследуют свои жертвы из ули­цы в улицу и из дома в дом. Они вырывают их из объятий отцов и жен. Они пресыщают­ся жестокостью и надругательством и издают крики отвратительного восторга при зрелище причиняемых ими мук.

Мы увидали теперь эту страшную карти­ну; какие же выводы надлежит из нее сде­лать? Должны ли мы отказаться от разума, от справедливости, от добродетели и счастья? Предположим, что неизбежным последствием приобщения к истине будет временное появ­ление таких сцен, как только что нами описан­ная, должны ли мы на этом основании отка­заться от распространения ее? Совершенные преступления будут по ошибочному представ­лению казаться последствиями знакомства с истиной, но на самом деле это результат за­блуждений, внушенных прежде. Беспристраст­ный исследователь увидит в них последние усилия погибающего деспотизма, который, в случае если бы он остался жив, произвел бы бедствия, едва ли менее ужасные в момент их совершения, но гораздо более пагубные по своей долговременности. Если рассуждать правильно, то, даже допуская прежде сделан­ное неблагоприятное предположение, надо противопоставить момент ужаса и отчаяния векам счастья. Никакое воображение не мо­жет дать полное представление о том умст­венном развитии и спокойной добродетели, Которые наступят, когда собственность будет Установлена на естественных основаниях.

Какими способами можно вообще заглу­бить истину и сохранить спасительную отраву и успокоительное безумие, так желанные некоторым людям? Политика правительств всего мира в целом клонилась к этому на протяжении многих веков. Есть ли у нас рабы? Тогда мы должны старательно охранять их невежество. Есть ли у нас колонии и под­властные земли? Тогда все наши усилия должны быть направлены на то, чтобы они не стали слишком населены и богаты. Есть ли у нас подданные? Тогда, «превратив их в бес­сильных и бедных, нам удастся сохранить их послушными; избыток годен лишь к тому, чтобы сделать их непокорными, непослушны­ми и мятежными»*. Если бы такова была ис­тинная сущность общественного устройства, то нам, конечно, следовало бы с отвращением отпрянуть от нее. Каким ужасным неудачни­ком оказался бы весь человеческий род, если бы все попытки сделать его разумным приве­ли бы только к тому, что он лишился бы всех правил и стал беспутным. Но ни один человек, способный уделить этому вопросу сколько-нибудь беспристрастного внимания, не сможет в это поверить. Могут ли истина, понятие о справедливости и желание осуществить ее стать источником непоправимого крушения человечества? Можно допустить, что первое пробуждение ума и просветление его будут сопровождаться беспорядком. Но всякий, рас­суждающий правильно, должен признать, что на смену замешательству придут порядок и счастье. Отказ от такого средства для дости­жения счастья, если бы даже оно оказало опи­санное действие, напомнило бы тот случай, когда человек, повредивший свою конечность, отказался бы подвергнуться тому мучению, которое связано с ее вправлением. Если чело­вечество сейчас потеряло путь к добродетели и счастью, то нет разумных оснований для него всегда идти по ложной дороге. Мы не должны отказываться от осуждения ошибок и от рассмотрения явлений, вытекающих из них.

* Кн. V, гл. III42.

В этой связи возникает еще один вопрос. Можно ли вообще подавить истину? Можно ли приостановить успехи пытливого ума? Если бы это и было возможно, то не иначе, как при помощи самого жестокого деспотиз­ма. Ум человека постоянно стремится к разви­тию. Его можно сдержать только силой, которая на протяжении всего его существования противодействовала бы его естественным стремлениям. Для этого пришлось бы приме­нить меры деспотические и кровавые. Они создали бы картину жалкую и отвратитель­ную. В результате возникла бы глубокая ум­ственная тьма, страх, подобострастие, лицеме­рие. Такова альтернатива, если вообще она возможна, так что государи и правительства земного шара должны сейчас сделать выбор между двумя противоположными мероприя­тиями: они либо должны подавить прогресс путем самого неограниченного применения си­лы, либо предоставить свободную и спокой­ную возможность каждому человеку выраба­тывать и защищать свое мнение.

Несомненно, правительство обязано сохра­нять самый неуклонный нейтралитет в этом важном деле. Несомненно, все люди обязаны оглашать истину без робости или умолчаний, оглашать ее в подлинном виде, не прибегая к содействию лживых приемов печати. Чем больше ее будут оглашать, чем лучше ее будут знать во всем ее объеме, а не по частям, тем менее возможно ее сочетание с гибельными последствиями заблуждения и ее отступление перед ними. Истинный человеколюбец будет горячо стремиться не подавлять обсуждение вопроса, но принимать в нем деятельное учас­тие, проявляя всю силу своих способностей к исследованию, и содействовать своими уси­лиями острой и глубокой работе мысли.

Теперь, когда стало ясно, что истина долж­на быть провозглашена любой ценой, то нам надо посмотреть, какова же точно эта цена, т. е. надо исследовать, сколько беспорядка и насилия неотделимо связано с тем перерож­дением, которому должен подвергнуться ра­зум. И тогда обнаружится со всей ясностью, что зло отнюдь нельзя считать неотделимым от прогресса. В самом факте приобретения зна­ний и постепенного ознакомления с истиной не заключается еще никакой предпосылки к беспорядку. Зло может возникнуть только при столкновении мнений, только когда одна груп­па людей в общине отстранит другую, отверг­нув ее взгляды на прогресс, и проявит нетерпи­мость к той оппозиции, которую она встретит.

В эту интересную эпоху, когда разум во всяком случае будет переживать настоящий перелом в своей истории, на долю каждой группы людей в общине выпадут высокие обя­занности. Прежде всего это коснется тех просвещенных и сильных умов, которым надлежит сделаться наставниками остальных в деле открывания истины. Они обязаны быть деятель­ными, неутомимыми и бескорыстными. Им надлежит воздерживаться от возбуждающих речей, от всяких едких и злобных выражений. Нелепо правительству брать на себя в этом отношении роль критика и устанавливать ме­рило для определения должной степени свобо­домыслия и благопристойности; но именно по этой причине те, кто сообщают свои мысли публике, обязаны особенно строго следить за собой. Весть об установлении свободы и ра­венства — это весть о доброжелательном отношении ко всем людям. Свобода и равен­ство избавят крестьянина от несправедливос­ти, подавляющей его разум, а привилегиро­ванных—от роскоши и деспотизма, развра­щающих их. Пусть люди, несущие нам эту весть, не запятнают своего великодушия, по­казав, что оно еще не сжилось с их сердцами.

Не менее важно, чтобы они поспешили со­общить всю истину без умолчания. Нельзя себе представить ничего более вредного, чем правило, предписывающее считаться с духом времени и говорить только то, что, как нам кажется, наши современники способны понять. В настоящее время такая практика принята почти повсеместно и служит признаком весьма глубокой испорченности. Мы кромсаем и разрываем правду на части. Мы делимся ею с нашими собратьями не в том широком объе­ме, в каком узнали ее сами, но с той скупос­тью, какая диктуется нам нашей собственной жалкой осторожностью. Мы начинаем ссы­латься на то, что эта истина пригодна для одной страны и не пригодна для другой, но ведь это та истина, которую мы признаем вечно неизменной. С целью обмануть других со спокойной совестью, мы начинаем с того, что обманываем самих себя. Мы надеваем путы на свой разум и не дерзаем свободно верить самим себе в поисках истины. Такая практика получила свое начало в партийных махинациях и в стремлении умного и пред­приимчивого вождя тащить в своей свите це­лую армию слабых, робких и себялюбивых сторонников. Нет оснований, по каким я не мог бы заявить в любом собрании на земном шаре, что я республиканец. Если я республи­канец при монархическом правлении, то у меня не больше оснований примыкать к не­истовым мятежникам для нарушения общест­венного спокойствия, чем монархистам при республике. Всякое сообщество людей, как и каждый отдельный человек, должно направ­лять свою деятельность в соответствии с об­щественными идеями справедливости. Я дол­жен стремиться не к тому, чтобы насильствен­но изменить учреждения, но к тому, чтобы доводами разума изменить идеи. Мне нет ни­какого дела до мятежников и интриганов, но я хочу просто распространять истину и наме­рен ждать, пока спокойно утвердится вера в нее. Если будет созвано какое-нибудь собра­ние, не согласное с этим, то я не должен при­нимать в нем участия. Но чаще мы склоняем­ся к тому, что «вопрос чести», или, лучше ска­зать, вопрос полезности «представляет собой личное дело каждого»*.

* Аддисон. Катон 43.

Обсуждаемое нами притворство, помимо дурного влияния, оказываемого им на того, кто прибегает к нему, и помимо того, что оно портит и подрывает репутацию человека в обществе, имеет еще особенно вредные послед­ствия в том отношении, которое мы сейчас рассматриваем. Оно как бы закладывает мину и готовит взрыв. Таковы последствия всех противоестественных ограничений. В то же время ничем не сдерживаемое распростране­ние истины всегда благодетельно. Ее успехи идут последовательно, и каждый этап подго­тавливает общее сознание к следующему. Бы­вают такие неожиданные и неподготовленные проявления истины, которые легко лишают людей трезвости в мыслях и власти над собой. Умолчания в этих случаях сразу делают массу грубой и озлобленной, как только она от­кроет, что от нее что-то скрывают, и в то же время они сбивают с правильного пути носи­телей политической власти. Они убаюкивают последних в сознании ложной безопасности и побуждают их к зловещему упорству.

Рассмотрев обязанности при таком кризисе людей просвещенных и мудрых, мы теперь должны обратить наше внимание в сторону совершенно другой социальной группы, в сторону богатых и знатных. И здесь прежде все­го надо заметить, что мы совершаем очень большую ошибку, когда, как это часто быва­ет, не верим в возможность превратить их в сторонников равенства. Люди не так жалко себялюбивы, как это предполагают сатирики и царедворцы. Мы никогда не приступаем ни к какому действию, не обдумав, каковы тре­бования справедливости в этом случае. Мы всегда стремимся удостовериться, что поступ­ки, к которым нас побуждают наши склоннос­ти, безвредны и правильны*. Поэтому, по­скольку мысли о справедливости занимают так много места в работе человеческого соз­нания, нет разумных оснований сомневаться в том, что яркое и сильное представление о справедливости окажется мощным двигателем, воздействующим на наш выбор. Но затем путь добродетели, избранный нами по каким бы то ни было основаниям, оказывается же­ланным по тысяче других причин. Он дает нам репутацию, положение, внутреннее до­вольство и высокую радость удовлетворенного разума.

* Кн. II, гл. III44.

Богатые и знатные далеко не безразличны к вопросам общего благополучия, когда эти вопросы представлены им с той ясностью и притягательностью, которые могут на них воздействовать. Их разум свободен от влияния одного большого недостатка. Их не ожес­точила неумолимая деспотия, и горизонт их не сузился под постоянным давлением нужды. Они особенно хорошо могут судить о пустоте той роскоши и тех радостей, которые вызыва­ют такое восхищение при наблюдении со сто­роны. Часто можно заметить, что они доволь­но равнодушны к этим вещам, если только они не слишком утвердились в своих привыч­ках или закоренели в них с годами. Если вы покажете им привлекательность благородства и великодушия при отказе от старых преиму­ществ, то во многих случаях они охотно гото­вы будут решиться на это. Как только какое-нибудь событие возбудит активность ума, за ним обязательно последуют действия; мало людей настолько неактивных, чтобы навсегда предаться беспечному пользованию преиму­ществами, данными им с рождения. Тот же дух, который толкал молодых представителей знати в ряду поколений навстречу лишениям войны, легко может быть использован для того, чтобы превратить их в сторонников дела равенства; нельзя представить себе, что нали­чие высокой доблести и искренности в этом деле не даст должного результата.

Но вообразим, что значительная часть богатых и знатных не захочет действовать иначе, как только ради собственных выгод и удобств. Нетрудно будет убедить их, что в этом отношении их собственные интересы допускают разве только умеренное и мягкое противодействие. Бесспорно, что спокойствие или замешательство в жизни человечества в бу­дущем сильно зависит от поведения этой группы. Я сказал бы им: «Тщетно бороться с истиной. Это равносильно попытке остановить рукою человека морской прилив. Отступитесь вовремя. Обеспечьте свою безопасность уступ­ками. Если вы не хотите стать на сторону по­литической справедливости, то по крайней мере вступите в переговоры с неприятелем, которого вы не можете осилить. Многое, очень многое зависит от вас самих. Если вы будете мудры, если вы будете осторожны, если вы намерены по крайней мере обеспечить свою жизнь и личную безопасность среди об­щего крушения привилегий и безрассудства, то вы сами не захотите вызвать против себя раздражение и бравировать. Если только вы не будете опрометчивы, то не произойдет никакого беспорядка, не будет никаких убийств, не прольется ни одной капли крови, и вы сами будете счастливы. Если же вы бро­сите вызов буре и обрушите на свои головы негодование, то все же останется надеж­да, что удастся сохранить общее спокой­ствие. Но если случится иначе, то главным образом вы сами будете нести ответствен­ность за все последствия, которые из этого вытекут.

Но прежде всего пусть вас не усыпляет опрометчивое и необдуманное сознание своей безопасности. Мы уже видели, как это созна­ние укрепилось в наше время под влиянием лицемерия и нестойкости людей разумных и просвещенных, тех, кто много понимает, об еще большем имеет путаное представление, однако не дерзает рассмотреть все в целом уверенным и спокойным взглядом. Но сущест­вует опасность еще более осязательная. Пусть нас не совратит с пути бездумный и будто бы всеобщий протест тех, кто лишен руководя­щих начал. Давно установлено, что всяческие заявления — весьма плохой критерий буду­щего поведения людей. Не рассчитывайте на длинную вереницу своих сторонников, при­ближенных и слуг. Они представляют очень слабую защиту. Они — люди и не могут быть равнодушны к интересам и притязаниям человечества. Некоторые из них будут при­мыкать к вам до тех пор, пока корыстный ин­терес будет их к тому побуждать. Но в тот момент, когда они увидят, что ваше дело про­играно, те же интересы побудят их перейти под знамя ваших врагов. Они рассеются, как утренний туман.

Нельзя ли мне надеяться, что вы способ­ны понять другого рода выводы? Не испыта­ете ли вы угрызений совести при мысли, что вы противодействуете величайшему благу? Нравится ли вам, что самые просвещенные из ваших современников будут считать вас упор­ными врагами человеколюбия и справедли­вости и передадут об этом отдаленнейшему потомству? Можете ли вы примирить ваш ра­зум с тем, что из-за корыстных интересов, Ради сохранения всеобщего разложения и зло­употреблений, вы содействуете удушению истины и разрушаете только что рожденное счастье человечества?» Дай бог, чтобы эти доводы дошли до сознания просвещенных и образованных сторонников знати! Дай бог им убедиться, что при решении такого важного вопроса нельзя слушаться своих страстей или предрассудков, нельзя следовать полету вооб­ражения! «Мы знаем, что истина не нужда­ется в вашем союзе для обеспечения своего торжества. Мы не боимся вашей вражды. Но наши сердца кровоточат, видя, сколько благо­родства, сколько дарований и сколько добро­детели порабощено предрассудками и завер­бовано на сторону заблуждений. Мы спорим с вами в ваших же интересах и во имя чести человечества».

Надо сказать несколько слов общей мас­се сторонников дела справедливости. «Если доводы, приводимые в нашем труде, обладают какой-нибудь достоверностью, то мы вправе, по меньшей мере, сделать из них тот вывод, что истина неотразима. Если человек вообще обладает разумной природой, то все, что явно убедило его в своей правильности, после при­ведения должных доказательств и до тех пор, пока эта убедительность воздействует на него, неизбежно должно заставить его принять со­ответствующее решение. Бесцельно говорить, что ум изменчив и непостоянен, потому что он таков только до тех пор, пока доказательства недостаточны. Как только сила доказательств возрастет, убежденность укрепится и решение станет обязательным. Природа отдельного человеческого ума такова, что он постоянно рас­ширяет запас идей и знаний. Такова же сущ­ность и общего человеческого разума, за ис­ключением тех случаев, которые, вытекая из более общей системы вещей, как бы нарушают установленный порядок в системах ограничен­ных. Это положение подтверждается, когда истина всеобъемлющего характера утверж­дается частичными опытами, что приводит к систематическим успехам человеческого разума на протяжении веков, начиная с момента изо­бретения печати.

Эта аксиома о всемогуществе истины должна быть для нас рулем в наших начина­ниях. Не надо спешить с осуществлением се­годня того, что завтра с распространением истины станет неизбежным. Мы не должны с тревогой следить за поводами и случаями: воздействие истины не зависит от случайно­стей. Мы должны тщательно избегать наси­лия: сила — не убеждение, она не достойна Дела истины. Мы не должны допускать в свои сердца презрения, враждебности, злопамят­ности или мстительности. Дело справедли­вости — это дело человечества. Его сторонни­ки должны быть преисполнены доброжела­тельности ко всем. Мы должны любить истину, так как она приведет к счастью всего человечества. Мы должны любить ее, потому что нет ни одного живого человека, который при естественном и спокойном ходе процесса не станет счастливее при приближении к ис­тине. Самая важная причина, задержавшая ее осуществление, заключается в неправиль­ном поведении ее сторонников, в суровости, грубости и непреклонности, вложенными в дело, так как оно представляет одно челове­колюбие. Названных обстоятельств было до­статочно, чтобы удержать большую массу заинтересованных от проявления терпеливого внимания к этому делу. Сторонники равен­ства, возрастающие сейчас в числе, должны позаботиться о том, чтобы устранить указан­ные препятствия на их пути. Перед нами две всем ясные обязанности, которые нельзя не понять, если правильно приняться за дело. Первая заключается в неусыпном внимании к великому орудию, предназначенному для осу­ществления справедливости, к разуму. Мы должны провозглашать свои взгляды с пре­дельной искренностью. Мы должны старать­ся, чтобы они оказали влияние на умы других людей. При этих попытках нельзя допускать никакого упадка духа. Мы должны обострить свои интеллектуальные способности, расши­рить свои знания, проникнуться сознанием благородства своей задачи и постоянно под­держивать свой дух и самообладание, кото­рые позволят нам осуществить наши принци­пы. Вторая наша обязанность заключается в спокойствии».

Было бы неправильно пройти мимо вопро­са, обязательно возникающего у читателей: «Если должно произойти уравнение собствен­ности не с помощью закона, административ­ных распоряжений или публичных установлении, но лишь путем личной убежденности людей, то с чего должно это начаться?» При ответе на этот вопрос нет необходимости дока­зывать то простое положение, что всякий рес­публиканизм, всякое уничтожение рангов и привилегий неизменно ведет к уравнению собственности. В Спарте45, например, послед­ний принцип был полностью признан. В Афи­нах дары на общественные нужды были так велики, что граждане были почти свободны от физического труда; богатые и знатные, в сущ­ности, покупали право на свои преимущества той щедростью, с которой они предоставляли свои богатства народу. В Риме часто прово­дились аграрные законы46, хотя и представ­лявшие жалкую и неудачную замену равенст­ва, но возникавшие из того же стремления. Если рассудительность людей будет постоян­но возрастать, а это, конечно, будет происхо­дить с большой скоростью, если плохо устро­енные правительства, замедляющие сейчас прогресс, будут устранены, то те же основа­ния, которые убедили людей в несправедли­вости социальных рангов, убедят их в несправедливости такого положения, при котором один человек нуждается в том, чем владеет другой, нисколько не увеличивая при этом своего благополучия.

Обычно люди ошибочно воображают, что эту несправедливость могут чувствовать только низшие слои населения, страдающие от нее; отсюда мысль, что исправлена она может быть только насильственно. На это надо, во-первых, заметить, что от такого положения вещей страдают все,— богатые, которые богатеют, и бедные, которые нуждаются. Во-вторых, на протяжении нашей работы было ясно пока­зано, что личные интересы вовсе не настолько управляют людьми, как это часто предпола­гается. Еще гораздо яснее, если это возможно, было показано, что эгоисты руководствуются не только стремлением к чувственным радос­тям или страстью к наживе, но что желание достичь выдающегося положения и отличий представляет в разных степенях всеобщую страсть. Наконец, третье и самое существен­ное возражение сводится к тому, что распро­странение истины представляет наиболее мо­гущественное средство. Нет ничего абсурднее предположения, что теория в лучшем смысле слова не обязательно связана с практикой. Если мы ясно и отчетливо убедимся в пра­вильности какого-нибудь положения, то оно неизбежно окажет влияние на наше поведе­ние. Разум не представляет смеси различных идей, борющихся друг с другом за господство, но, напротив, дело обстоит так, что воля всег­да возбуждается последним решением созна­ния. Когда люди ясно поймут нелепость рос­коши и эта мысль у них укоренится, когда соседи разделят их пренебрежение к ней, не­мыслимо себе представить, чтобы они стали стремиться к богатству с той же алчностью, как прежде.

В истории Европы от времен варварства до утонченной цивилизации нетрудно отметить тенденцию к уравнению собственности. В эпоху феодализма, как теперь еще в Индии и в других странах, люди рождались в опре­деленном положении, так что крестьянину было почти невозможно подняться до ранга дворянина. За пределами дворянства не было богатых людей, так как торговля как внутрен­няя, так и внешняя едва существовала. Тор­говля была тем орудием, которое помогло уничтожить барьер, казавшийся непреодоли­мым; она оскорбляла предрассудки дворян­ства, готового верить, что зависимые от него люди принадлежат к другой породе, чем оно само. Образование представляло другое и еще более мощное орудие. На протяжении всей истории церкви мы видим, как люди самого низкого происхождения подымались до ее вершин. Торговля помогла доказать, что богатства могут достигать не только люди, одетые в кольчугу, образование же помогало Доказать, что люди низкого происхождения способны превзойти своих господ. Внима­тельный наблюдатель легко заметит возра­стающее воздействие таких идей. Еще долго после того, как наука начала распространять свою власть, ее служители сохраняли такие рабские навыки и делали такие низкопоклонные посвящения, о которых никто не может слышать сейчас без удивления. Только много позже люди поняли, что при умственном превосходстве человек не нуждается для дости­жения своих целей в покровителе. Сейчас среди культурных и образованных людей человек слабого здоровья, но большой умствен­ной силы и крепкого доблестного духа всегда будет принят со вниманием и уважением; если бы его сосед, гордый своим тугим ко­шельком, вздумал обращаться с ним занос­чиво, то можно быть уверенным, что он скоро потерял бы к этому охоту. Жители отдален­ных деревень, где давно установившиеся предрассудки разрушаются медленно, очень бы удивились, увидав, как мало в просвещен­ных кругах богатство определяет степень ува­жения к человеку.

Все эти признаки, конечно, пока еще очень слабы. В этом отношении в области морали дело обстоит так же, как в политике. Про­гресс совершается первоначально так медлен­но, что в большинстве случаев он вообще остается незаметным для человечества; его можно правильно оценить только при наблю­дении и сравнении явлений на протяжении значительного отрезка времени. По истечении некоторого периода картина становится более ясной, а успехи кажутся более быстрыми и решительными. Пока богатство означало все, естественно, что люди стремились достичь его, хотя бы ценой своей репутации и честности. Абсолютная и всеобщая истина не проявила себя еще так решительно и не выразилась ни­чем, что может восхитить глаз или доставить удовольствие чувствам. По мере уничтожения привилегий, связанных с социальными ран­гами и монополиями, значение всех излишних благ неизбежно начнет уменьшаться. По мере укрепления республиканства, людей начнут ценить за то, что они собою представляют, а не за то, что было ими получено при помощи силы и что силой же может быть отнято.

Остановимся на минуту, чтобы обсудить последствия такого постепенного переворота в мыслях. Одним из самых ранних результа­тов будет уменьшение своекорыстия при тор­говле, вследствие чего накопление богатств будет происходить не так часто и не в таких огромных размерах. Люди не будут склонны, как теперь, извлекать выгоду из чужой беды и требовать такой выгоды за свою помощь, которая соответствует не ее ценности, а лишь потребности в ней данного лица. Они будут думать не о том, сколько они могут из­влечь выгоды, но о том, сколько можно с бла­горазумием потребовать. Владелец торгового дела, пользующийся наемным трудом, будет склонен вознаграждать его более щедро, в то время как сейчас он исходит главным обра­зом из того безразличного обстоятельства, что он предоставил капитал. Щедрость на­нимателя завершит в сознании рабочего то дело, которое будет начато его представле­ниями о политической справедливости. Он перестанет растрачивать маленькие избытки, остающиеся от его заработков, на пустое мо­товство, что является сейчас основной причи­ной, по которой он оказывается в полной за­висимости от усмотрения хозяина. Он осво­бодится от нерешительности, связанной с раб­ством, и от оков отчаяния; он поймет, что независимость и достаток едва ли менее до­стижимы для него, чем для всякого другого члена общества. Это составит естественный шаг вперед к дальнейшему прогрессу, когда рабочий будет получать полностью то, что взимается с потребителя, без того, чтобы посредник, этот праздный и бесполезный мо­нополист, как тогда все поймут, богател на похищенном достоянии рабочего.

Те же чувства, которые обусловят от­сутствие алчности при заключении торговых сделок, вызовут щедрость при распределении. Торговец, не желающий богатеть за счет сво­его клиента или рабочего, откажется также от богатства, достигаемого путем такой же несправедливости, и уделит бедному со­седу необходимые ему продукты. Привыч­ка довольствоваться малой прибылью, созда­ваемая в предшествующем случае, тесно свя­зана с привычкой удовлетворяться малым накоплением богатства. Человек, не стремя­щийся увеличить свои накопления, не будет противодействовать такому распределению, которое благодаря своему человеколюбивому характеру будет препятствовать росту богат­ства. Некогда богатство было почти единст­венной целью людей с грубым и непросве­щенным умом. В дальнейшем внимание лю­дей будет распределяться между различными целями, как любовь к свободе, любовь к ра­венству, приверженность к искусству и жаж­да знаний. Стремление к этим целям не будет предоставлено, как сейчас, только немногим, но постепенно станет доступно всем. Любовь к свободе, очевидно, влечет за собой любовь к человеку: чувство доброжелательности рас­ширится, а эгоистические стремления ослабе­ют. Всеобщее распространение истины вызо­вет общее совершенствование, и люди с каж­дым днем начнут приближаться к таким взглядам, которые помогут им ценить всякую вещь в соответствии с ее настоящей ценно­стью. К этому надо присовокупить, что инте­ресующий нас прогресс будет всеобщим, а не индивидуальным. Этот прогресс будет про­грессом для всех. Каждый человек будет чувствовать, что его взгляды на справедливость и честность разделяются, поддерживаются и подкрепляются его соседями. Отступничество будет вряд ли возможно, потому что отступник не только вынужден будет осудить сам себя, но встретит также осуждение других.

В связи с этими рассуждениями надо сде­лать одно замечание. «Если неизбежный ход совершенствования незаметно сам ведет к уравнению собственности, то зачем надо было предлагать ее как специальную задачу, поставленную перед людьми?» Ответить на это возражение нетрудно. Обсуждаемое совершенствование сводится к знанию истины. Но наше знание останется несовершенным до тех пор, пока эта великая часть всеобщей истины не будет действительно признана таковой. Всякая истина полезна; может ли эта истина, вероятно более существенная, чем всякая другая, не принести пользы? Какова бы ни была цель, самопроизвольно пресле­дуемая разумом, для нас очень важно иметь ясное о ней представление. Наше продвиже­ние к ней благодаря этому ускорится. Хоро­шо известно то правило нравственности, со­гласно которому человек, желающий достичь совершенства, хотя никогда своей цели не достигнет, но сделает гораздо большие успехи, чем человек, довольствующийся стремле­нием к несовершенному.

Вполне очевидны преимущества, которые можно попутно получить, если оценивать равенство как одну из великих целей, стоящих перед нами. Такие взгляды очень помогут нам стать бескорыстными уже сейчас. Они научат нас относиться с пренебрежением к меркантильным расчетам, торговому преуспеянию и к заботам о прибылях. Они дадут нам правильное представление о возможно­стях человека и о том, в чем заключается его истинное совершенство; они направят наше честолюбие и активность на достойные цели. Разум не может сам достичь великих и слав­ных целей, хотя бы по своей природе он и стремился к ним, если он не поймет их пред­вестников; поэтому можно думать, что чем раньше появятся эти предвестники, чем они будут яснее, тем благоприятнее будет ход событий.

 
 
[ Новости ] [ Организация ] [ Пресса ] [ Библиотека ] [ Ссылки ] [ Контакты ] [ Гостевая ] [ Форум ]