Сайт Ярославской Группы Ассоциации Движений Анархистов
 
[ Новости ] [ Организация ] [ Пресса ] [ Библиотека ] [ Ссылки ] [ Контакты ] [ Гостевая ] [ Форум ]
 
 Теория

Пётр Кропоткин

Современная наука и анархия

VII. Монополии в конституционной Англии. - в Германии. - Короли эпохи

Экономисты, изучавшие в последнее время развитие монополий в различных государствах, отметили, что в Англии — не только в 18-ом веке, как это мы видели сейчас, но также и в 19-м веке — созидание монополий в народной промышленности, а также созидание догово­ров между хозяевами для поднятия цен на их продукты, которые называют картелями или трестами, не достига­ло такой степени, какой оно достигло за последнее вре­мя в Германии.

Однако этот факт объясняется не превосходством политической организации английского государства — оно так же создает монополии, как и все другие, — но, как указывают эти самые экономисты, островным поло­жением Англии, которое позволяет привозить по дешевым ценам товары (даже малой стоимости сравнительно с их количеством) и держаться свободной торговли.

С другой стороны, завоевав такие богатые колонии, как Индия, и колонизировав (также благодаря морскому положению) территории, как Северная Америка и Австралия, английское государство нашло в этих стра­нах столь многочисленные возможности для монополий колоссального масштаба, что оно направило на это свою главную деятельность...

Без этих двух причин положение в Англии было бы совершенно такое же, как везде.

Действительно, уже Адам Смит отметил, что никог­да трое хозяев не встречаются без того, чтобы не кон­спирировать против своих рабочих — и, очевидно, про­тив потребителей. Стремление к созиданию картелей и трестов всегда существовало в Англии, и читатель най­дет в работе Макрости множество фактов, показываю­щих, как хозяева устраивают заговоры против потреби­телей.

Английский парламент, как и все другие правительст­ва, покровительствовал этим конспирациям хозяев; за­кон карал только соглашения среди рабочих, которые считались конспирацией против безопасности государства.

Но рядом с этим существовали беспошлинный ввоз то­варов, начиная с сороковых годов, и дешевизна подвоз­ки их по морю, что часто расстраивало конспирации хо­зяев. Но, так как Англия первая сумела создать у себя крупную промышленность, мало боявшуюся иностран­ной конкуренции и требовавшую свободного ввоза сы­рых материалов, и так как Англия в то же время отдала две трети своих земель кучке лордов, которые выгнали крестьян из своих имений, и так как она поэтому была вынуждена существовать на привозимые извне рожь, пшеницу, овес, мясо, то Англия была принуждена вве­сти и поддерживать у себя свободную торговлю*.

* В Англию ввозят даже пищу для скота, хотя его разводят не очень много, а также мясо, сено, различные сорта муки, отруби. Что касается мяса, то английские крестьяне начали есть говядину и баранину лишь после того, как в шестидесятых годах начали вво­зить мясо из Америки, а позднее из Австралии и Новой Зеландии. До этого мясо 5ыло недоступной роскошью для крестьян.

Но свободная торговля позволяла также ввозить из­делия мануфактурной промышленности. А потому—это очень хорошо рассказано в книге Германа Леви — каж­дый раз, когда хозяева устраивали между собой заговор Для поднятия цен на нитки, или цемент, или стеклянные изделия, эти товары ввозились из-за границы. Хотя низ­шие по качеству в большинстве случаев, они тем не ме­нее составляли конкуренцию там, где низшее качество продукта уже принималось в расчет. Таким образом пла­ны хозяев, задумывавших устроить картель или своего рода трест, расстраивались. Но — сколько пришлось по­тратить борьбы на то, чтобы удержать свободную тор­говлю, которая была совсем не по вкусу крупным лор­дам-землевладельцам и их фермерам!

Однако, начиная приблизительно с 1886-1895 годов, создание больших картелей или трестов хозяев, монопо­лизировавших некоторые отрасли, начало происходить в Англии, как и в других странах. И причиной этого — как мы теперь знаем — было то, что синдикаты хозяев начали организовываться интернационально, чтобы включать предпринимателей одних и тех же отраслей, как в Англии, так и в странах, удержавших у себя ввоз­ные пошлины*.

* Эти синдикаты, которые, например, включают в себя, сверх английских фабрикантов, более всего фабрикантов ниток, стекла, цемента и т. д. в протекционистских странах, мешают тому, чтобы иностранная конкуренция понижала цены в Англии. Некогда гер­манские или русские фабриканты тех же товаров, продав известное количество этих товаров у себя дома по высокой цене (благодаря таможенному тарифу), могли посылать часто их в Англию, когда английские фабриканты этих товаров сговаривались между собой и образовывали синдикат для того, чтобы поднять на них цену. Те­перь же, войдя в международный синдикат хозяев, большие гер­манские и русские фабриканты обязываются больше не делать того и не мешать сбыту по приподнятым ценам.

Таким образом привилегия, установленная где-ни­будь в Германии или России в пользу немецких или русских фабрикантов, распространяется на страны сво­бодной торговли, и влияние этих международных синди­катов начинает чувствоваться уже повсюду. Они подни­мают — это нужно хорошенько заметить — не только це­ны на те специальные товары, которыми интересуется синдикат, но и на все товары.

Нужно ли прибавлять, что эти синдикаты или тресты пользуются высоким покровительством государства под тысячью разнообразных видов (банки и т. д.), тогда как международные синдикаты рабочих ставятся теми же правительствами под запрет. Так, французское правительство запрещает Интернационал, а бельгийское и гер­манское правительства изгоняют немедленно агитатора, приехавшего из Англии, чтобы пропагандировать орга­низацию рабочего международного союза, Но мы никог­да не видим, чтобы откуда-нибудь выгнали агента трестов*.

* Говоря об этом современном росте международных картелей, я позволю себе резюмировать здесь то, что Андре Моризэ рассказал нам в газете «Guerre Sociale» от 6 февраля 1912 года о международном соглашении, существующем относительно поставки не­обходимого снаряжения для бронировки. Это соглашение включало в себя вначале десять участников — Круппа, Шнейдера, Максима, Карнеджи и т. д., которые были разделены на четыре группы: ан­глийскую, германскую, французскую и американскую. Эти десять участников условились между собой относительно дележа заказов, делаемых правительствами, так, чтобы не составлять друг другу конкуренции. Тот из участников, которому предлагали какой-нибудь заказ, представлял известную, условленную уже цену, а другие участники картеля представляли цены, немного более высокие. Кро­ме того, был устроен pool, то есть особый фонд, составленный из взносов определенного количества процентов с каждого заказа и служащий для уравнения прибылей с различных заказов. Начиная с 1899 года, три новых больших компании были приняты в число участников картели, чтобы избежать конкуренции с их стороны. Понятна та огромная сила, которой обладает этот синдикат. Он не только дает средство для ограбления казны в государствах и для накопления колоссальных богатств, но он заинтересован в том, чтобы толкать все государства, большие и маленькие, к усилению вооружений. Вот почему мы видим теперь такую настоящую лихо­радку в постройке дредноутов и сверхдредноутов. Банкиры, заинте­ресованные в этом синдикате, не желают ничего лучшего как да­вать необходимые деньги государствам, каковы бы ни были их дол­ги, Итак — «да здравствует государство!»

Возвращаемся к английскому парламенту. Он никог­да не упускал из виду миссию всех правительств, древних и современных государств: покровительствовать эксплуатации бедных богатыми. В девятнадцатом столе­тии, как и раньше, он никогда не пропускал создавать монополии, если к тому представлялся удобный случай. Так, профессор Леви, который желает показать, на­сколько Англия выше в этом отношении Германии, при­нужден тем не менее признать, что, поскольку условия ввоза этому не препятствовали, английский парламент не пропускал случая воспользоваться этим для покрови­тельства монополиям.

Так, монополия угольных промышленников Ньюкастля в отношении лондонского рынка поддерживалась за­коном до 1830 года, и картель этих промышленников была распущена только в 1844 г. после сильной чартист­ской агитации. А в 1870-1880 годах образовались коалиции судоходных компаний (Shipping Rings), о кото­рых столько говорили в последнее время. Они, конечно, пользуются покровительством государства.

Но если бы только это! Все, что можно было моно­полизировать, было отдано парламентом монополистам.

С тех пор, как начали освещать города газом, прово­дить в города чистую воду, устраивать канализацию для отвода нечистот, строить трамваи и, наконец, в самое последнее время проводить телефоны, английский парламент никогда не упускал случая обращать эти общепо­лезные предприятия в монополии, в пользу привилегиро­ванных компаний. Так что теперь, например, жители го­родов в провинции Кент и во многих других графствах должны платить нелепые цены за воду, и им невозмож­но даже провести самим и распределять необходимую воду, потому что парламент уже отдал эту привилегию компаниям. То же было с газом и трамваями, и везде, до 1 января 1912 года, существовала монополия на те­лефоны.

Первые телефоны были введены в Англии нескольки­ми частными компаниями. И государство, парламент по­спешил уступить им монополию на постройку телефонов в городах и в округах сроком на тридцать один год. Скоро большинство этих компаний объединилось в одну могущественную Национальную компанию, и получилась скандальная монополия. Благодаря своим магистралям и «концессиям», Национальная компания заставила анг­личан платить за телефон в пять и десять раз больше, чем где-либо в Европе. А так как компания, пользуясь своей монополией, при ежегодных расходах в 75 миллио­нов получала чистого доходу 27 миллионов (согласно официальным цифрам), то она и не старалась, конечно, увеличивать число своих станций, предпочитая платить жирные дивиденды своим акционерам и увеличивать свой резервный фонд (который уже в течение 15 лет до­стиг цифры свыше 100 миллионов). Это повышало «стоимость» компании и, следовательно, сумму, которую государство должно было уплатить ей, чтобы выкупить назад привилегию, если бы оно увидело себя вынужден­ным сделать это до истечения тридцати одного года.

В результате получилось то, что частный телефон, ставший обычным явлением на континенте, существовал в Англии только v коммерсантов и богатых людей. И только 1 января 1912 года вся сеть телефонов этой монопольной компании была выкуплена министерством почт и телеграфов, после того как монополисты обогати­лись от нее на много сотен миллионов.

Вот каким образом создают все растущую и басно­словно богатую буржуазию в стране, где половина взрослых мужчин, живущих на заработок, то есть свыше 4000000 человек, получают менее 14-ти рублей в неде­лю, и свыше 3000000 человек менее 10-и рублей. Но 14 рублей в неделю, в Англии, при существующих ценах на продукты, едва составляют тот необходимый мини­мум, на который семья, состоящая из двух взрослых и двух детей, может жить и оплачивать комнату, стоя­щую два рубля в неделю! Подробные исследования профессора Боуэйя и Раунтри в Йорке, дополненные рабо­тами Киоцца-Моней, устанавливают это с полной яс­ностью.

Если так создавались монополии в стране свободной торговли, то что же сказать о протекционистских стра­нах, где не только невозможна конкуренция иностран­ных товаров, но большие индустрии железа, выделки рельсов, сахара и т. д. всегда испытывают затруднения в приискании денег и постоянно субсидируются государ­ством? Германия, Франция, Россия, Америка являются настоящими рассадницами монополий и синдикатов хо­зяев, покровительствуемых государством. И эти органи­зации, очень многочисленные и часто очень могуществен­ные, имеют возможность поднимать цены на свои това­ры в ужасающей пропорции.

Почти все минералы, металлы, сырой сахар и рафи­над, спирт для промышленности и множество производств (гвозди, фаянсовые изделия, табак, очистка неф­ти и т. п.) — все это обращено в монополии, в картели или тресты, всегда благодаря вмешательству государст­ва и очень часто под его покровительством.

Один из ярких примеров этого рода мы находим в германских синдикатах сахара. Так как производство сахара здесь подчинено надзору государства и до из­вестной степени его управлению, то 450 сахарных заво­дов объединились под покровительством государства, чтобы эксплуатировать публику. Эта эксплуатация про­должалась до Брюссельской конференции, которая не­много ограничила заинтересованное покровительство сахарной промышленности германским и русским прави­тельствами, чтобы «поддержать» английских сахаропромышленников.

То же самое происходит в Германии по отношению к другим производствам, каковы, например, водочный синдикат, вестфальский угольный синдикат, покрови­тельствуемый синдикат фарфоровых фабрик, союз фаб­рикантов гвоздей, делаемых из германского железа и т. д., не говоря уже о судоходных линиях, железных Дорогах, заводах военного снаряжения и т. д. и не счи­тая монополистские синдикаты для разработки минералов в Бразилии и множество других.

Мы напрасно стали бы искать другого в Америке: там та же картина. Не только во времена колонизации и в начале современной промышленности, но даже и те­перь еще, каждый день, в каждом американском городе образуются скандальные монополии. Везде то же стрем­ление поддержать и укрепить под покровительством го­сударства эксплуатацию бедных богатыми и бесчестны­ми. Каждый новый шаг прогресса цивилизации вызывает новые монополии и новые акты эксплуатации под покро­вительством государства, — в Америке точно так же, как и в старых государствах Европы.

Аристократия и демократия, поставленные в рамки государства, действуют совершенно одинаково. И та и другая, достигнув власти, являются одинаковыми вра­гами самой простой справедливости по отношению к про­изводителю всех богатств — работнику*.

* Делэзи привел замечательный пример Сент-Обенского синди­ката, появившегося еще при Людовике XV и сумевшего с тех пор всегда процветать, беря себе акционеров в высших правительствен­ных сферах. Приобретая себе защитников и акционеров сначала при королевском дворе, потом среди императорской знати Наполео­на I, затем среди высшей аристократии времен реставрации и, на­конец, в республиканской буржуазии и изменяя сферу эксплуата­ции сообразно времени, этот синдикат процветает еще, под высо­ким покровительством легитимистов, бонапартистов и республикан­цев, соединившихся для эксплуатации Форма государства меняет­ся, но так как сущность его остается та же, то монополия и тре­сты всегда остаются в нем, и эксплуатация бедных в пользу бога­тых продолжается.

И если бы это была только бесчестная эксплуатация, какой отдаются государствами целые народы, чтобы дать разбогатеть известному количеству промышленни­ков, компаний или банкиров! Если бы только было это! Но зло бесконечно более глубоко. Дело в том, что боль­шие компании железных дорог, стали, угля, нефти, меди и т. д., крупные компании банков и больших финанси­стов становятся колоссальной политической силой во всех современных государствах. Стоит только подумать о том, как банкиры и крупные финансисты господствуют над правительствами в вопросах войны. Известно, на­пример, что личные симпатии не только Александра II, но и королевы Виктории к Германии влияли на русскую и английскую политику в 1870 году и способствовали разгрому Франции, Известно также, насколько личные симпатии короля Эдуарда III содействовали образова­нию франко-английского соглашения. Но не будет никакого преувеличения, если мы скажем, что симпатии и предпочтения семьи Ротшильда, интересы высоких банковских кругов в Париже и Католического банка в Риме гораздо более сильны и могущественны, чем предпочтения и интересы королей и королев. Мы знаем, например, что отношения Соединенных Штатов к Кубе и Испании зависели гораздо больше от сенаторов, имевших монополии сахарной промышленности, чем от симпатий государственных деятелей Америки по отношению к повстанцам Кубы.

 
 
[ Новости ] [ Организация ] [ Пресса ] [ Библиотека ] [ Ссылки ] [ Контакты ] [ Гостевая ] [ Форум ]