Сайт Ярославской Группы Ассоциации Движений Анархистов
 
[ Новости ] [ Организация ] [ Пресса ] [ Библиотека ] [ Ссылки ] [ Контакты ] [ Гостевая ] [ Форум ]
 
 Теория

Боб Блэк

Рецензия на Конана

Мы пошли посмотреть “Конана-варвара” на дешевый дневной сеанс; народу было полно. Картина, без сом­нения, вдохновит критиков на водопады снисхожде­ния, не то чтобы совсем незаслуженного, но мне она понравилась больше, чем любая рецензия, которую у вас есть шанс прочитать (включая эту). Позвольте мне объяснить всезнайкам несколько моментов.

Рецензент в херстовском журнале называл Кона­на “героем из комикса”, но это описание обманчиво и всего лишь показывает пределы эрудиции автора. Грамотеи никогда не замечают поп-культуру до тех пор, пока она не умерла или не находится при смер­ти (зачастую ими же и убитая) — неважно, имеем ли мы в виду елизаветинскую драму или панк-рок. То же самое произошло с массовой беллетристикой 1920-х и 1930-х годов. С некоторым опозданием профессо­ра литературы все же выделили скромное место в своем мавзолее фантасту и автору романов ужасов Г.П. Лавкрафту — наверное, потому, что его последо­ватели ни гроша не стоят. Но друга Лавкрафта Ро­берта Е. Говарда они игнорируют, несмотря на безу­пречную репутацию его предшественников вроде Уильяма Морриса и лорда Дансени. Тем не менее, именно Говард создал целый вид “героической фэнтези” — “меч-и-магия”, который многие до сих пор с успехом практикуют (Фриц Лейбер, Майкл Муркок, Джек Вэнс); а сотворенный Говардом Конан — это архетип, который, скорее всего, проживет в массо­вом сознании не меньше, чем Шерлок Холмс или Франкенштейн.

Как рассказчик Говард, по крайней мере, не хуже Лавкрафта, скорее всего, лучше. Однако его лучшие тексты отличает героический фатализм — совершен­но обнаженный, безжалостный и неромантичный.

В отличие от своих слабых продолжателей — Л. Спраг де Кампа и Лин Картер — Говард в “мече-и-магии” делал упор на меч; про магию вспоминать сей­час стыдно, она превратилась в заповедник для не­вежд вроде Картер и лесбийских доктринерок вроде Элизабет Линн (единственное важное исключение — неподражаемый Джек Вэнс).

Говард одержим насилием — бессмысленным, но настоящим “экстремальным опытом” в мире, лишен­ном подлинных приключений; и это, несмотря на то, что события происходят до разрушения Атлантиды, на удивление “современно”. В целом картина верно передает говардовский оригинал, но до определен­ной точки. Кровь и кишки вполне удовлетворят тех, кто (как я) подобные вещи любит. Как сказал Крис Эсти, перед нами “нарезка” во всех смыслах. На самом деле, количество отрезанных конечностей минималь­но — по сравнению с самими рассказами Говарда или, если на то пошло, с большинством фильмов Пекинпа, самурайских лент или современных ужастиков. (Тем не менее, их хватило на то, чтобы сделать сюжет “не­понятным” для полного снобизма, но ах-какого-чувствительного рецензента из “Сан-Франциско бэй гардиан” — сюжет, за которым с легкостью проследит ребенок восьми лет.) Фильм, в сущности — история о том, как Конан мстит колдуну, заключившему его в рабство и стершему с лица земли его клан. Арнольд Шварценеггер играет Конана не хуже, чем нужно (нужно немногое). Джеймс Эрл Джонс с привычным апломбом вновь показывает нам Дарта Вейдера — в этот раз под маской извечного врага Конана, тысячелетнего змеечеловека, похожего на Джима Джонса. Не обошлось без фальшивых нот: неуместные коллоквиализмы, драка с демонами, похожих на Гамби, покрашенных аэрозольной краской, несколько сцен, слишком очевидно сворованных из “Семи самураев”, “Звездных войн” и даже “Пылающе­го седла”. В этом нет ничего страшного—история рассказана вполне увлекательно. Зачем ждать 20 лет, пока критики позволят вам посмотреть фильм катего­рии В, если можно опередить толпу и посмотреть его прямо сейчас?

Настоящий недостаток картины — о котором вы, однако, никогда не узнаете из обычных рецензий в корпоративных/“альтернативных” медиа — это то, что сама фигура Конана упрощена. До определенной степени он совершенно верно изображен как лич­ность свирепая, но невинная, неприрученная, но и неиспорченная, аморальный тип, но не злодей (в от­вет на предложенный амулет против зла он ухмыляет­ся: “Я сам зло”). Но он, несмотря на производимые по ходу дела кражи, дебоши и святотатства, в слиш­ком большой степени — жертва, мстящая за зло. фильм будут сравнивать со “Звездными войнами” — что неверно, потому что Конан воюет исключительно за себя и абсолютно чужд антисептическому высоко­технологичному бюрократическому морализму лент Лукаса, этого разогрева для Третьей мировой вой­ны — а все потому, что в нем недостаточно ясно рас­крыт Конан, грубый, но жизнелюбивый авантюрист.

Настоящий Конан — скептик, он ненавидит жре­цов, но избегает бессмысленного кощунства, которое может разбудить спящее зло; настоящий Конан возвра­щает обиду с процентами, но он — не тот одержимый тина Ахава, что показан в фильме. Конан очевидным образом привлекает тех, кого стесняют социальные нормы; тех, кто хотел бы ударить прямо по угнетению и бесчестию, принявшему удобные зримые формы; тех, кто хотел(а) бы, чтобы индивид по-прежнему мог хоть что-нибудь изменить личным действием. Конан иногда груб, но он не лицемерит. Он может украсть твои бриллианты, но не станет пачкать твою душу.

Всяческие активисты и организаторы порицают фантастику за “эскапизм”, за бегство от дейстительности — тем самым вполне оправдывая ответ Дж.Р.Р. Толкиена: “От какой группы людей вы стали бы ожидать наибольшей озабоченности идеей бегства и наиболь­шей враждебности к ней? От тюремщиков”.

Фантазия и свобода — их органическая связь была очевидна для Шарля Фурье, для фантаста-марксиста Уильяма Морриса, для русских анархо-футуристов, ко­торые — предвидя даже говардовскую терминоло­гию! называли себя “анархо-гиперборейцами”. И тем не менее, всякого толка сектанты в 1968 году стояли, разинув рот — когда французы начали эпохальную всеобщую забастовку под лозунгом “Вся власть воображению!”.

Мысль о том, что спасения можно достичь через индивидуальный акт волевого насилия, сейчас совер­шенно затерта (хотя для людей с комплексами она по-прежнему имеет терапевтический эффект).

Поскольку насилие обезличено и подверглось кол­лективизации, в нем больше нет страсти — кроме как для зрителей. На юге Атлантического океана две ко­манды технических работников по очереди уничтожа­ют друг друга, нажимая кнопки. “Умные” бомбы уби­вают тупых людей: овцы сражаются за овец. Мэгги Тэтчер изображает Черчиля-в-женском-платье, не­удачно пытаясь переплюнуть по популярности “Эвиту”. Хунта обнаруживает, что аргентинских диссиден­тов “исчезнуть” куда проще, чем британских солдат.

Наше время производит лишь суррогатных варва­ров. Пресыщенные интеллектуалы могут тащиться от бездумной ярости берсерков-викингов; но в этом веке приходится довольствоваться бюрократическим бруталитаризмом, который безлично производят поден­щики вроде Александра Хейга, Пол Пота и Дианы Фернстейн.

Псевдоварварские оперетки кончились взвизгом: футуристы стали фашистами, сюрреалисты стали ста­линистами, панки превратились в “новую волну” и вернулись в Школу искусств. Почему воображаемое варварство привлекательно? Потому что “цивилиза­ция, приближаясь к концу, становится все отврати­тельнее” (Фурье), и иллюзорная альтернатива в виде варварства кажется... чище.

Где же Конан, когда он нам так нужен?

 
 
[ Новости ] [ Организация ] [ Пресса ] [ Библиотека ] [ Ссылки ] [ Контакты ] [ Гостевая ] [ Форум ]